Зело крута повесть.

Хадин


     Глава 1

     Итак, Витька Полуношников напивался. Ему до смерти хотелось увидеть забавных зеленых чертиков, которые, как известно, появляются где-то между восьмой и двадцать первой рюмкой. Дойдя до двенадцатой, он с сожалением подумал, что у чертей сегодня, наверное, выходной и им не до него. На душе было муторно и разило перегаром. Желудок с беспристрастием и рассудительностью избирательной комиссии рассматривал два варианта: разместить еще одну порцию или же, наоборот, вернуть все обратно. Мысли с перепоя шлялись по черепной коробке с дикими воплями, постоянно сталкиваясь и мешая друг другу. Одна, самая наглая, вела себя чрезвычайно похабным образом, и Витька решил ее обдумать. Сделал он это неохотно, так как для вышеупомянутого процесса пришлось угомонить остальных, что в свою очередь далось с большим трудом. Мысль оказалась здравой, хоть и не менее пьяной, чем все остальные, и гласила, в примерном переводе: “А не пора ли нам пора?” Витька прикинул, который сейчас час, и минут через пять мучительных размышлений решил, что ему действительно пора.
     Выйдя из грязной полуподвальной пивнушки, которая носила громкое имя “Алкогольное кафе “Дубравушка”, Витька пошел прямо. Идти “куда глаза глядят” он не мог, так как глаза постоянно закрывались, и открывать их с каждым разом становилось все труднее. Трезво рассудив, что, когда глаза закроются окончательно, он встанет (а то и ляжет), Полуношников включил автопилот, и ноги сами повели его…
     Если уважаемый читатель подумал, что Витька по профессии алкаш, то он глубоко заблудился. В роду Полуношниковых “хроников” не было. Не было в нем также “синяков”, бомжей и прочей уличной швали. Профессия у него была простая, даже будничная – студент. Правда, призвание у него было другое – балбес, а хобби так и вовсе отличалось: Витька был спортсменом. Правда, не ахти каким, но тяжесть рапиры в руке и взгляд противника сквозь сетку маски притягивали, как маковая соломка - наркомана, поэтому Витька не бросал. Вот и сегодня он выступал за родной клуб в межклубных соревнованиях…
     Поначалу все шло хорошо. Три победы из пяти Витька уже засунул глубоко в карман. Предстоял еще один поединок и в случае победы второразрядник Полуношников запросто проходил бы в четвертьфинал… Вышли на дорожку. Противник Витьке сразу не понравился. Это был верткий КМС с нагло-непробиваемой мордой, да и рапира в его руке выделывала черт знает что… Команда. Бой начался. КМС сразу пошел в атаку и, несмотря на Витькин контратакующий выпад, легко щелкнул его рапирой по плечу. Укол… Еще… Опять… Витька ошалел. Ему стало до слез обидно, что эти легковесные щелчки по плечу засчитываются за уколы. Он начал тихо звереть. Противнику явно мешала Витькина маска. КМС не мог отслеживать всех перемен цвета полуношниковской физиономии. А стоило бы… После очередного “подлого” укола Витька отстегнул рапиру, молча подошел к противнику и, сняв с него маску, врезал по ничего не понимающей ненавистной морде. О четвертьфинале пришлось забыть. О клубе на время тоже: тренер орал на Витьку так, как орет джигит, которому большим горным обвалом придавило мизинец левой ноги с любимой мозолью, когда он справлял нужду.
     Почему-то все эти воспоминания склонили желудок ко второму варианту, и Витьку вырвало. Малость оклемавшись и открыв глаза, горе-спортсмен увидел дверь, которая никак не хотела напоминать ему дверь родного подъезда. Видно, в автопилоте что-то сломалось или какие-то атмосферные неурядицы заставили изменить маршрут, но местность была незнакомой. Причем все та же, вышеупомянутая местность явно была сельской. Оглядевшись по сторонам и стукнувшись два раза для верности головою об забор, Витька еще раз осмотрел окрестности. Меняться они не хотели. И тут размышления о том, как он сюда попал и не надо ли стукнуться головой еще раз, вытеснило беспокойство о месте ночлега. Очереди из тех, кто хотел бы пустить его переночевать, видно не было, а спать на мокрой холодной земле не хотелось, поэтому Витька обратил свой взор к двери.
     Это была старая деревянная калитка полутора метров высоты, окрашенная в зеленый цвет, точный оттенок которого в темноте Витька затруднился бы назвать. Радовало то, что снаружи на калитке замок отсутствовал, следовательно, в доме кто-то был (конечно, само собой в комплекте с калиткой поставлялся добротный деревянный дом). Правда, сколько Витька ни стучал, открывать ему явно не торопились. Измучившись и окончательно протрезвев, он прислонился к калитке и произнес одно ругательство, запомнившееся ему при последнем “разговоре” с тренером. Тогда оно поразило его своей скромной красотой, а сейчас он просто ругался от безысходности.
     И тут произошло что-то непонятное. Деревянные бруски, из которых состояла калитка, не подававшие никаких признаков саморазрушения и гниения, пока Витька молотил по ним кулаками, вдруг исчезли, будто рассыпались. Вместо них появилась мерцающая радужная пленка, которая, не раздумывая, уступила силе тяготения, и Витька провалился сквозь нее, со всего маха шлепнувшись на спину…

     Очухавшись после падения, Витька понял, что он либо спит, либо спятил. Был еще, правда, и третий вариант, который ему решительно не нравился. Дело было в том, что небо … такого неба не должно быть… именно так, потому что таких цветов в спектре нет и быть не может. И ни один физик, даже мучающийся ночными кошмарами, не мог бы себе представить такой цветовой гаммы…
     Небо изменилось. Вернее, оно менялось постоянно. На нем не было видно ни одной звезды, ни луны, ни солнца, хотя свет и тень постоянно меняли друг друга на посту. Деловито охлопав себя по карманам и достав пачку L&M, Витька закурил, чем окончательно убедил себя, что спятил. Так как во сне, мягко говоря, курить не принято, да и табачного дыма там не чувствуешь. Кроме окружающего мира, больше ничего не изменилось, и Витька решил, что съехавшая крыша не так уж вредна, как об этом пишут всякие ученые знаменитости. Ему даже стало интересно.
     Калитка исчезла вместе с забором и всеми прилежащими к нему окрестностями. Вокруг колыхалась высокая трава и разные мелкие кустики непонятного сорта. Не раздумывая, Полуношников сразу классифицировал окружавший его ландшафт как поле. Мимо ног метнулось какое-то мелкое зеленое существо во фраке, и Витька запоздало вспомнил про чертиков. Но винные пары уже испарились, значит, правомерно было предположить, что это не глюк. Хотя полной уверенности не было.
     Неожиданно рельеф местности изменился. Только что ровное поле оказалось заставленным холмами, буграми и прочими пригорками. Вместе с интересом у Витьки проснулся дикий аппетит, который громко и выразительно разыгрался. Единственный способ угомонить это беспардонное проявление инстинктов заключался в срочном перекусывании. Медная проволока для этого не годилась, поэтому Полуношников стал озираться по сторонам в поисках чего-нибудь съедобного или кого-нибудь, кто бы это съедобное ему дал. Почему-то он без колебаний принял окружающее его безобразие как должное. Может быть, сказалось процентное содержание алкоголя в крови, а может быть потому, что вторым его хобби было чтение всяческой фантастической дребедени, в которой как раз и описываются подобные мерзости. Но как бы то ни было, а голод не телка – от него долго не побегаешь. К тому же после выпитого во рту была неприятная сухость, готовая поспорить с влажностью воздуха в пустыне Сахара.
     Подумав, Полуношников решил, что стоять на одном месте, глупо озираясь по сторонам, не в его вкусе. Поэтому через некоторое время Витька побрел вперед, придерживаясь принципа заблудившегося идиота: “Если долго идти в одном и том же направлении – куда-нибудь да выйдешь”. Долго идти не пришлось: за ближайшим же холмом он увидел странное бревенчатое строение непонятного цвета, издаля напоминающее коммерческий киоск, со странным обещанием на боковой стене: “Эх, накормлю!” Витька был не против того, чтобы его “эх накормили”, но боялся, что оставшихся у него денег на приличную хавку не хватит. Неприлично питаться тоже не хотелось, поэтому, понадеявшись на русский “авось” и навскидку прикинув маршрут, он направил свои стопы к вышеупомянутому зданию.
     На глазок до этого “теремка” было не более двухсот метров, но с постоянной поправкой на изменчивость ландшафта и на борьбу с не желающими идти быстро ногами путь занял довольно значительное время. Правда, значительность этого времени Витька затруднился бы оценить, поскольку часов при нем не было, а звезды и солнце отказывались служить народу по причине полного своего отсутствия.
     Ну, долго ли, коротко ли, но в конце концов направленные стопы сделали свое дело, и наш герой дошел до нужной ему точки пространства с абсолютно трезвой головой и слегка заплетающимися ногами. Настроение его при этом очень сильно отличалось от благодушного, всем своим видом показывая, что ему – настроению - не до него – Витьки. Но тут разборки с собственным настроением оттеснило на задний план внезапно оказавшееся крайне близко здание со странной надписью. Дверь его была выкрашена в зеленый цвет, что болезненно напоминало приснопамятную калитку, и Витька, памятуя о прошлом, осторожно толкнул ее ладонью. Эффекта не было, ручки, за которую можно было бы потянуть, тоже не было, что повергло заблудшего (в прямом смысле) студента в состояние глубокой задумчивости, плавно переходящей в ненавязчивую меланхолию, вернув на передний план обиженное на весь белый свет настроение.
     Молотить кулаками в сие препятствие Витька не решился. И, будучи абсолютно русским по происхождению, в задумчивости он вполголоса матюгнулся. Произнесенная фраза в ненавязчивой, слегка эротической форме разглашала отношения между дверью, краской и всеми видами калиток. При этом Витька с тоскливой неприязнью рассматривал новое препятствие. Дверь от смущения съежилась, стала красной, и ее буквально-таки разорвало от стыда…

     Глава 2

     Старый хоббит Федор Рюкзаков наливал себе очередную чашку чая, раздумывая над тем, чем же сегодня он будет кормить этих ненасытных гномов, как вдруг его любимый металлический чайник превратился прямо у него в руках в нечто фарфоровое с ярким рисунком на борту.
     - Началось, – недовольно пробурчал Федор, привычным движением перехватив чудо-изделие, опасаясь его разбить.
     Оглядев себя, он с ненавистью заметил, что одежда тоже изменилась. Вместо приятного шерстяного желто-зеленого на нем был яркий ало-серый атласный костюм. Видимо, на этот раз повезло, так как покрой одежды не изменился.
     - Стар я уже для этого, – пробормотал Федор и, оглядевшись по сторонам, прошептал: - Читай оригинал, сукин кот! - Эту древнюю магическую формулу, смысл которой был давно утерян, подарил ему от щедрот своих старый его приятель Генка Даль, промышляющий немного в области магии. Обычно это помогало от дальнейших видоизменений.
     Но, видимо, с магией он немного опоздал. Посмотрев на стены, Федор с тихим стоном понял, что его приятная уютная норка превратилась в деревянный сруб и наверняка находится на поверхности. Ужасу бедного хоббита не было предела, когда стройная логическая цепочка умозаключений буквально за руку привела его к мысли о любимой продуктовой кладовочке. Во что могли превратиться продукты? И чем, в таком случае, он будет кормить эту горластую ораву, которая по закону подлости именно сегодня (он был в этом просто уверен!) решит осчастливить его своим посещением?
     Дорогому читателю, пожалуй, будет небезынтересно узнать, что гномы, чьего пришествия так опасался досточтимый Федор, занимались последние два-три месяца делом, имеющим важное общемировое и политическое значение. С легкой руки мага по имени Генка Даль они прониклись мыслью о том, что метаморфозы этого мира можно прекратить, если будет найден некий Камень Мира, из-за которого, собственно и творится то, что творится. И вот уже который месяц они расковыривают старые заброшенные шахты в НикомуНеНужной горе (будто бы именно там, по план - схемам Генки, и должна лежать первопричина всех несчастий). Проникшись мыслью, гномы одновременно прониклись и глобальной значимостью данного мероприятия, по простоте душевной решив, что все остальные просто обязаны помогать им во всем. Ближайшим “всем-остальным” оказался наш бедный хоббит, которого, ввиду чрезвычайной важности мероприятия, запрягли кормить и поить уставших после землекопания гномов. Называлось это – «прийти на чай». «Чай» заключался в обязательном первом (после работы просто необходимо похлебать жиденького и горяченького), не менее обязательном втором (большой сосиске место в желудке гнома всегда найдется), пиве (грех запивать хорошую пищу менее благородным напитком) и, собственно, чае с кексами (кексы тоже были строго обязательны). Каждый раз после подобного посещения Федор в медленном ступоре долго и молча созерцал оставшееся содержимое своей кладовки, и самой светлой его мечтой было, чтоб эти «гости» пришли в следующий раз не раньше, чем через два дня…
     Прибежав в кладовку, запыхавшийся хоббит кинул настороженный взгляд на полки. Взгляд ничуть не обиделся на подобное обращение и вернулся с докладом, вполне довольный увиденным. Как это ни странно, но Федор заметил, что продукты почти не подвергаются метаморфозам. Порой меняется только материал, в который они завернуты. Вот и сейчас кексы лежали упакованные в непонятную прозрачную пленку, которая, впрочем, неплохо разрывалась, а домашние колбаски были почему-то запечатаны в какой-то материал с яркой надписью «Черкизовский мясокомбинат». Что это означает, Федор не знал, ибо начертанные руны были ему незнакомы. Попробовав, и убедившись, что вкус колбасы не изменился, он совсем успокоился и стал составлять меню на сегодняшний вечер. Составить его необходимо было таким образом, чтобы гномы наелись и не лазили бы сами в закрома Родины, иначе будет как в прошлый раз… Увлекшись мыслями о предстоящем ужине, Федор чуть было не забыл достать немного табака «Мифрильная шкурка» на тот случай, если вместе с гномами припрется Генка Даль.
     Против Генки наш почтенный хоббит, в общем-то, почти ничего не имел. Просто так получалось, что каждый раз, как только тот оказывался в непосредственной близости от Федора, с Рюкзаковым начинали приключаться различные приключения. Чаще всего все начиналось с того, что он подолгу не мог найти своих ключей, а потом подолгу вспоминал, почему он решил, что у него были какие бы то ни было ключи. Генка при этом тихо попыхивал в уголку трубочкой, весело наблюдая за мучениями хоббита. Это было любимое развлечение. И оно ему почему-то не надоедало в течение уже нескольких лет. Затем, до конца насладившись ароматами своего любимого табака (а надо заметить, это был единственный сорт, которым бы он стал набивать трубку), Генка начинал разминку. Для затравки он разрожался тирадой по поводу политической обстановки в мире и его (Генки) участии в жизни этой обстановки. Рожденная тирада долго шагала по комнате, пытаясь дойти до разума хоббита, с неизменно отрицательным результатом. Следующим этапом разминки было предложение Федору пойти на … какое-нибудь (преобязательно важное!) дело. Хоббит весело отбрехивался, зная, что что-то серьезное его просто заставят сделать, а размениваться по мелочам было влом. И, наконец, наступал момент, когда Генка Даль вставал в полный рост, мощным взором припирал хоббита к стене и громовым голосом вопрошал:
     - Дык, елы-палы! А что, браток, не пора ли Кольцо отправить прямо в жерло геологического образования, возникшего над трещиной в земной коре, и тем самым пресечь всяческие поползновения наймитов темных сил, закрывающих нам дорогу в светлое завтра?
     Лицо его в этот момент было светлым и чистым, как после бани. Ради подобного зрелища стоило жить! Федор всегда ждал этих секунд, чтобы преисполниться гордости за оказанное ему доверие. И, лишь вполне насладившись моментом, отвечал:
     - Великий Нор сказал «надо», хоббит Рюкзаков ответил «есть»!
     Услышав подобный ответ, Генка радовался как ребенок и, рыдая от умиления, требовал принести лучшего вина. После чего напивался до поросячьего визга и засыпал под столом у камина, похрюкивая от удовольствия. Хоббит не мешал ему, понимая, сколь тяжек труд: следить за судьбами мира и растить героев. Проснувшись утром, Генка никогда не вспоминал о вечернем разговоре, а Федор никогда ему не напоминал, считая, что выскажет тем самым нетерпеливость, не присущую настоящему герою. (На самом деле так получалось, что утром все мысли перехватывались зовом крови его предков по материнской линии, не отличавшихся склонностью к дальним переходам, хотя его предки по отцовской линии были обычно не прочь лишний раз прошвырнуться по окрестностям.)
     Так что, в общем и целом, наверное, можно предположить, что Генка был бы вполне неплохим малым, если бы не его увлечение магией, из-за которой, по мнению хоббита, случаются всегда одни лишь неприятности….
     На данном отрезке мыслей хоббита прервало некоторое шевеление около входной двери, затем последовал мощный грохот, и Федор, не жалея своих мохнатых ступней, рванул на выход…

     Глава 3

     Очухавшись после взрыва и открыв ничего не понимающие глаза, Витька первым делом увидел нечто, вернее некто, которое укоризненно стояло напротив, возвышаясь над поверженным, но не сломавшимся телом Полуношникова.
     - Господин Великий Маг, чем я прогневал столь высокопоставленную особу, что она начала разрушать мое жилище? - загундосило некто вполне приятным, несколько лебезящим голосом. Причем голосок явно стремился сменить интонации, но мужественным усилием воли некто удерживало его в узде.
     - Вот черт! - произнес Витька, поднимаясь, и, совершенно ничего не соображая, уставился на сжавшееся при этих словах в комочек существо.
     - Ты кто? Не бойся! И вообще… извини… я это… она сама… я к ней даже не прикасался… я не виноват…
     Наконец, справившись с разбушевавшейся совестью, Витька сделал "морду кирпичом":
     - А ты че меня магом обозвал? Да еще особу какую-то приплел? Да, блин, хватит уже прятаться, я сегодня добрый…
     - Все вы добрые, кады вам покл
онишься. А как нет никого, так сразу двери ломать. Чем она тебе помешала, дверь-то? Постучал бы, я б тебе и так открыл, – пробурчало осмелевшее некто.
     Подавив в зародыше новый митинг, организуемый совестью, Витька стал с интересом разглядывать своего собеседника. Нектом оказалось невысокое (примерно по пояс Полуношникову) существо, похожее на человечка, но в алом атласном камзольчике и со странными ногами. Причем на странность ног Витька обратил внимание не сразу, так как на них, как и полагается всяким добропорядочным ногам, были серые атласные штаны, но вот ступни…Обуви не было. Да она была и не нужна, ибо ступни покрывал плотный слой шерстяного покрова. И этот покров не давал никакого шанса холоду, колючкам, острой траве (и прочая, прочая…) при попытке доступа непосредственно к телу хозяина.
     Полуношников понял, что о чем-то подобном он уже слышал… или читал…

     В очередной раз за сегодняшний день выведя себя из состояния, близкого к клиническому, Витька решил для полноты картины удивиться:
     - Хоббит, блин!?!
     Пробормотав это полуутверждение-полувопрос, Полуношников начал потихоньку осознавать все "прелести" съехавшей крыши. Не то, чтобы она доставляла ему большие неудобства, но увидеть хоббита вместо ожидаемых чертей…      - Ну, хоббит, а че? – Рюкзаков (а это был, конечно же, он) пожал плечами. – Хоббитов никогда не видал? Беда с вами, с верзилами. Магию силы использует, а простым вещам удивляется. Во, гляньте, щас гляделки все просмотрит. Ну, че вылупился?! Может, я скромный и стесняюсь? – Федор, осознав, что непосредственная опасность в данный момент ему не грозит, начал потихоньку наглеть.
     Последняя фраза окончательно убедила Полуношникова, что билет на ближайший поезд его крыша купила уже давно, а в данный момент звенит "третий звонок". После чего Витька глубоко вздохнул (а фиг ли тут сделаешь?) и успокоился.
     - Как вы правильно заметили, хоббитов я действительно никогда не видел, – окрепшим голосом произнес Полуношников, решив быть вежливым. - И вообще, я не местный, оказался здесь случайно. Кстати, а вы не подскажете, где я нахожусь?
     - Вы находитесь рядом с домом почтенного хоббита по имени Федор Рюкзаков, – тоном заядлого экскурсовода заявил хоббит. – В данный момент строение пострадало от… некоторых природных катаклизмов. Но если вы не побрезгуете почтить своим присутствием, то сможете побеседовать с хозяином и за чашечкой чая прояснить некоторые интересующие вас вопросы… В общем, заходи давай, нечего у двери стоять.
     Витька вспомнил, что гостеприимство у хоббитов в крови:
     - Меня Виктором зовут. Большое спасибо за приглашение.
     Гостиная выглядела опрятно и уютно. Это была достаточно просторная, скромно обставленная, чистая комната. Видимо хозяин не терпел бардака. Некоторую несуразность в обстановку вносила огромная русская печь, занимавшая треть свободного пространства. Насколько Витька помнил, на ее месте классически должен был располагаться камин. На столе стоял прибор - видимо, здесь собирались пить чай. Желудок Полуношникова не раздумывая, как хороший пес, сразу подал голос.
     - Садись, маг Виктор, - хоббит очень смешно выговаривал его имя. - Чаю хочешь?
     - Ага, и бутерброда тоже!
     Хоббит обреченно хмыкнул, пробормотав что-то типа "и этот туда же", и куда-то ушел, оставив Полуношникова наедине с гостиной. Тепло и уют взялись за уставшего странника с достойным рвением, и если бы хозяин дома быстро не появился, то окончательно довели бы Витьку до состояния полного сна. Но хоббит обернулся быстро, принеся с собой еще одну чашку и блюдце с бутербродами. Некоторое время Полуношников насыщался, стараясь при этом не выказывать излишнего нетерпения. Федор же, допив свой чай, неторопливо и уверенно набивал трубку табаком.
     - Не будет ли невежливым узнать, господин Вииктор, из каких краев вы к нам прибыли? Как добрались?
     Витька чуть было не объяснил Федору, в каком именно гробу он видал такую дорогу и как обычно называются подобные путешествия, но вовремя спохватился - негоже столь грязно выражаться при постороннем, пусть даже он хоббит.
     - Сам я из Растяпино, городок такой неподалеку, слыхали? Добрался … не очень … хорошо. То ли у меня глюки, то ли у вас здесь какие-то геологические катаклизмы. Да, кстати, а где я нахожусь?
     - Насчет катаклизмов это ты верно заметил. - Федор помрачнел, посмотрев на печку. - Достало все уже. Думаешь, я знаю, что это такое?
     Витька с недоумением уставился на печь: все было в порядке. Ах да, у хоббита ведь должен быть камин…
     - Слушай, а зачем ты ее тогда сюда поставил?
     - Я поставил? Да я …
     Витька понял, что сейчас услышит нечто новое из хоббитячьего фольклора, и мысленно приготовился записывать.
     - Камин у меня тут был, - сдержал обуревавшие чувства Федор. - Хороший камин…
     - Да что у вас тут происходит и, черт возьми, где я нахожусь, мать вашу …
     Закончить столь выдающееся повествование Витьке не дали посыпавшаяся с потолка штукатурка и всякий мусор. Сжавшийся на стуле хоббит, закрыв голову руками, с тоскливой обреченностью смотрел на своего незваного гостя.
     - Да в Хмыре ты находишься, если это так важно. В Крутой Авоське. Живу я здесь. И, если можно, не разрушай больше мое жилище, - Федор всем своим невысоким видом выражал огромнейшее желание с большим почетом проводить гостя до двери … вернее, до выхода.
     Если бы уважаемый читатель присутствовал в тот момент рядом с этой парочкой, то он испытал бы огромное эстетическое удовольствие, лицезрея немую сцену, организовавшуюся сразу после слов хоббита. Полуношников с полубезумным видом лихорадочно соображал, кого обозвали хмырем и настолько ли крут хоббит, как только что заявил, а Федор стоял в боксерской стойке, которая в народе называется: "только не по голове", с ностальгией вспоминая о самых светлых днях своей жизни. Не знаю, как долго бы они находились в подобном полузамороженом состоянии, но у входа послышались голоса и Рюкзаков со стоном, не жалея своих мохнатых ступней, рванул на выход…

     Глава 4

     - Эй, эй, осторожно долби. Не видишь, крошка мне прямо за шиворот сыплется?
     - Да, ладно тебе, не мелочись, посмотри на это дело с философской точки зрения. Вот, например, если бы, я стоял чуть дальше от тебя и каменная крошка сыпалась бы на пол, то ты целиком был бы поглощен своей работой, не замечал бы окружающих, а следовательно, не чувствовал бы товарищеской поддержки, прямо скажем - дружеского локтя бы не ощущал.
     - Ну, вы там, опять развели дебаты. Работать кто, Генка что ль будет? Кстати, он обещался в конце смены зайти. Может новую идею подбросит, а то я уже задолбался долбить без толку.
     - Как вы думаете, Федор нам сегодня своих колбасок подаст? Классные у него колбаски получаются… Хорошо бы еще и кексов напек.
     - Ага, может тебе еще и бороду в пиве замочить? Ты в прошлый раз даже не похвалил его стряпню. Прямо скажем - я бы на его месте, не то что кексы, колбасы бы тебе не дал. Вот так я думаю.
     Подобные разговоры уважаемый читатель мог слушать в течение целого дня, если бы только имел неосторожность заглянуть в шахту, где работала веселая четверка гномов. Эти, несомненно, достойные гномы с детства были вместе, как говориться "и в беде и в застолье", дружно работали, дружно отдыхали. Многие звали их не иначе как "четверо из забоя".
     Эта четверка была широко известна своими проделками. Не то чтобы они всех достали дурацкими выходками, но и хвалить их тоже не особо хвалили. Работы они не гнушались и брались за все подряд (надо сказать, что выполняли они ее добросовестно), но долго задержаться на одном месте им не удавалось – ну, не могли эти гномы жить спокойно.
     В конце концов, произошло то, что должно было произойти – они завязали знакомство с одним из магов. Этот маг обеспечивал их приключениями (не без выгоды для себя, конечно), а этим только того и надо было.
     Как вы уже догадались, это был великий Пестрый маг Генка Даль, который почему-то вдолбил в свою магическую голову, что он ответственен за все происходящее в этом мире, и единственный знает, что нужно делать, чтоб было лучше. Но, вернемся к нашим бородатым…
     Выше уже было сказано, что на тот момент времени они искали некий Камень Мира. Для достижения оного производился целый ряд долбящих движений, позволяющий расширять и углублять ход в НикомуНеНужной горе. Ход предназначался для достижения конкретной геометрической точки пространства. Работали гномы споро и увлеченно, ибо их тоже уже задолбали метаморфозы, которые вдруг превращали качественную (своими руками выкованную) кирку в непонятное сооружение с кнопкой, при нажатии на которую, эта штука начинала громыхать и дергаться в руках. Долбить камень подобным творением было крайне неудобно. Довур долго разбирался, для начала, за какой конец ее брать: за полукруглый выступ с кнопкой или за острый стержень с другой стороны… А особенно четверке не понравилось преображение их замечательных масляных светильников. Та стеклянная штука, конечно, светила лучше, но стоило только ее случайно задеть киркой и … Терпенье благородных гномов подходило к концу. Присутствие мага улучшало немного ситуацию, но не мог же он торчать все время в забое.
     Вот таким образом, четверка, разговаривая, шутя и переругиваясь, с небольшими перерывами на сумасшествие природы, продвигалась вперед, каждый раз, с удовлетворением ожидая окончания рабочего дня, зная, что оно будет вознаграждено неплохой кормежкой. А что еще нужно гному? Поработать и вкусно поесть.

     Даркин как раз заканчивал отчитывать Олина, который снова не вовремя углубился в дебри философии, рассуждая о взаимодействии неорганической материи и живой природы, на примере очередной ссадины Тархина, когда по некоторым, едва уловимым признакам (в виде столба огня и густого дыма), гномы поняли, что пришел Генка.
-      Ба, Генка? – удивился Даркин, - Ну надо же, опять подкрался незаметно…
-      Подожди Даркин. Ты что не можешь приветствовать Великого Мага достойно? Воспитывали тебя в детстве плохо, вот как я думаю, – встрял Тархин, - мы рады приветствовать тебя, Великий Пестрый!
-      Дык, братишки! – Генка был польщен признанием своего мастерства, - все-таки вы сынки предо мной.
-      Ну че? Шабашим? Пора уже к хоббиту, а то мой желудок уже как полчаса напоминает о своем присутствии.
-      Барлог тебя побери, Довур. Ты только о еде и думаешь. Не видишь Генка еще не похвалил нашу работу и не поставил цели и задачи на будущее. Я правильно понимаю ситуацию? – Тархин подобострастно заглядывал в глаза мага.
     Генка слегка смутился: он не признавал возвышения одной личности над другой, и каждый раз пытался отучить Тархина от подобного обращения. На этот раз он задумчиво протянул:
-      Вот что, братишка, пожалуй, превращу-ка я тебя в крота. Работать будешь также, а есть – меньше… Тархин испуганно забился в дальний угол, ожидая пока маг сменит гнев на милость.
-      Ну че? Идем мы сегодня к хоббиту или нет? Я жрать хочу, а они тут дебаты разводят. – Довур уже сложил свой инструмент, переодел рабочую одежду и стоял у двери, ожидая остальных.
-      Дык! У меня к нему сегодня важное дело.
     Олин понимающе усмехнулся, ибо не помнил, чтобы Генка не нашел повода зайти к Федору на ужин. Собственно в этом гном был солидарен с магом, Рюкзаков действительно замечательно готовил.
     Наконец все были в сборе и стройной колонной направились от горных разработок в сторону хоббитячьего дома. Дорога была живописной и не очень утомительной, поэтому гномы хором исполняли какой-то боевой марш, отбивая ритм инструментом. А когда впереди показалась крыша Рюкзаковского дома, они хором затянули их любимую застольную:
      «Здравствуй милый хоббит, мы к тебе идем.

     Кружки и тарелки сразу разобьем,
     Разломаем вилки и погнем ножи
     Наведем порядок, только обожжи.

     Разорвем скатерки мелко и умело
     Если будет мясо, жир направим в дело
     Кости и окурки разбросаем кругом,
     Чем-нибудь намажем пол в твоей халупе.

     А когда напьемся, рюмки и стаканы
     Разнесем о стену, славный будет …» - прервались они на полуслове, ибо с жилищем Федора что-то было не так. То, что нора превратилась в деревянный сруб, никого не удивило (и не такое бывало), но что-то еще настораживало взор, что-то едва уловимое… Все пятеро остановились как вкопанные, мучительно размышляя об обеспокоившим их предмете, внимательно разглядывая вход. Через некоторое время гномы, как один, одновременно уставились на мага, ожидая его реакции.
     Я могу, конечно, ошибаться, но по-моему дверь отсутствует, – робко заметил Даркин.
     Точно, не к добру это, – фраза повисла в воздухе, ожидая реакции мага. И, конечно же, он не обманул ожидания.
     Дык, двери-то нет! Видимо ее сломали, – гениальность этого заявления ошарашила гномов до глубины души.
     А может, ее Федор зачем-то снял? – несмело предположил Олин, с недоверием поглядывая на разбросанные вокруг деревянные ошметки.
     Нет, Федор не мог так поступить со своим имуществом. – протянул Довур, зная бережливость хоббита. - Видимо, с ним что-то случилось. – и он еще раз оглядел кусок ландшафта перед входом в дом.
     Действительно, картина представшая взору честной кампании поражала своим колоритом: примерно в радиусе трех метров вокруг дверного проема были разбросаны различные деревянные щепки различного цвета, начиная от зеленого и заканчивая пунцовым. Вокруг не было ни одной живой души. Рядом с подобным становилось как-то жутко. В воздухе витал дух черной магии, подозрительно напоминавший запах хоббитячьего чая с кексами.
     Генка «потормозил» еще немного, делая вид, что он размышляет о глобальном, и, наконец, изрек: «Да.» Четверка замерла, ожидая продолжения глубокой мысли. «Да-а… Дык, это…» - гномы немного успокоились, услышав знакомое дыканье. «В общем, надо что-то делать» - завершил Генка великолепную речь. Не услышав бурных и переходящих, маг понял, что тему надо развить.
     - Дык, братишки, щаз буду магию творить. Так что посторонитесь, а то зашибу ненароком, – Великий Пестрый не успел закончить фразы, как понял, что остался в полном одиночестве: гномы, зная его способности, а также ранний склероз и веселый нрав, поспешили попрятаться в наиболее надежных местах, даже не пытаясь оттуда высовываться. «Боятся, значит - уважают» - с ухмылкой подумал Генка и начал «творить магию»…

     Глава 5.

     Подбегая ко входу, Федор успел заметить Генку, и его, воздетые к небу руки, успел даже крикнуть «не надо», но было уже поздно. Последнее, что он почувствовал в тот момент – это тяжелый удар по спине бросивший его на пол, после чего доблестный хоббит потерял сознание, поэтому пропустил занимательнейший эпизод.
     Дело в том, что Генка, надеясь на свою непревзойденность в области магии, решил вызвать того, кто соорудил подобное безобразие перед входом в хижину. Он произнес одно древнее заклинание, которое в приблизительном переводе означало: «стрелой ко мне». Соответственно Витька, не имея возможности сопротивляться древней магии, вытянулся в струнку и, набирая скорость, на высоте порядка метра над уровнем пола полетел к выходу. Великий Пестрый, благодаря начинающемуся склерозу, а может быть, просто, не придав значения, упустил тот момент, что древние заклинания исполняются буквально. Поэтому стрела-Полуношников, разогнавшись до крейсерской скорости и сбив по пути бедного Рюкзакова, на вылете из дома вонзился прямо в живот мага, нанеся ему тяжелую психологическую травму.
     - Какого черта? #@!@~ здесь &*#!! этот #@### на ##@#@#@#… …!~@#! в @!~@~ мать! – закончил Витька поднимаясь с мага. Ему это не сразу удалось, т.к. либо во время полета нарушился его вестибулярный аппарат, либо землю под ногами действительно потряхивало.      Великий Маг, цветным пятном распластавшийся на зеленом травяном ковре, с недоумением и недоверием наблюдал за Полуношниковым. И даже не в том было дело, что его заклинание сработало не совсем так, как он рассчитывал, и не в том, что этот молокосос не выказывал должного уважения… Но с такой легкостью, походя, не задумываясь использовать магию силы и, при этом, не испытывать каких либо неудобств (а, надо заметить, что Витька выглядел на редкость цветуще: чай, бутерброды и небольшой отдых давали о себе знать). Кто же он такой? Как с ним себя вести? Давно уже Великий Пестрый Маг Генка Даль, прозванный эльфами митьком Дыром, не испытывал такой растерянности. Поэтому для начала он решил привести себя в порядок, используя краткий сеанс медитативного аутоторможения.
     Пока маг тормозил, Витька, перестав ругаться и потирая ушибленные руки, рассматривал Генку и выглянувших из своих укрытий гномов. Великий Маг выглядел клево в своей драной тельняшке, ярко размалеванном, местами грязном плаще и широкополой конусообразной шляпе. Его прикиду позавидовал бы самый нетривиальный нифер. Лицо старикана выражало одновременно спокойствие, доброту и удивление, в общем и целом производя приятное впечатление. А вот гномы Полуношникову сразу не понравились. Сами посудите: бородатые мужики полутораметрового роста, с железяками наперевес медленно наступают с четырех сторон… Выражения на лицах гномов не оставляли ни единого шанса на попытку интеллектуального общения, поэтому надежда на мирное урегулирование конфликта без введения войск на территорию, появившаяся у Полуношникова, быстро поспешила исчезнуть, разгадав тяжелое политической положение в районе хоббитячьего дома.
     - Мужики, вы чего? Я ж не специально… Ну, не знаю как получилось… Да и дедушка мог бы отойти… - голос Витьки медленно угасал, он понял что сейчас его будут бить, возможно даже, что не только ногами.
     Не известно, чем бы завершилась первая в жизни юного спортсмена встреча с гномами, но тут, Генка закончил аутоторможение и включил первую скорость.
     - Стойте, братишки. Истинно говорю: он крут, и вы - сынки пред ним!      После подобной фразы забавного дедка Полуношников понял, что еще немного таких приколов, и он свихнется или… привыкнет. И, деловито обдумав пришедшую ему в голову мысль, Витька спокойно хлопнулся в обморок.

     Как только хоббит очнулся, он сразу решил высказать Генке все что он думает о его способностях, не взирая на опасность превращения в лягушку и преклонный возраст мага. Поэтому поднявшись и бодро прихрамывая (когда падал – ушиб колено) он направился к группе гномов посередь которой различалась Генкина шляпа…
Назад       На главную

Сайт создан в системе uCoz